Акробаты благотворительности - Страница 10

Иван Иваныч кашлянул в свою мокрую ладонь и прочел внушительным голосом: «С присоединением кавказских областей к общему строю Российского государства, ежедневно открываются в этом крае новые неисчислимые природные богатства. В числе таковых нельзя упускать из вида обширных лесов пробкового дерева, драгоценного особенно в том отношении, что оно произрастает в стране виноделия, встречающей главное препятствие для перевоза вина в Россию – в недостатке пробки. Развивая у себя дома эту полезную отрасль и тем способствуя кавказским виноделам сбывать вина во все части государства, достигаются две цели: 1) сокращается крайне убыточный расход местных производителей, вынужденных затрачивать значительные суммы для добывания пробки из-за границы; 2) возможность наложить тогда усиленный тариф на ввоз заграничной пробки и тем усилить государственные доходы. Посему полезно было бы, для начала, командировать доверенное лицо, хотя бы на юг Франции, специально с целью изучения на месте пробочного производства и, по доставлении им необходимых о том сведений, командировать его, снабдив надлежащими инструкциями, на Кавказ, для водворения уже в этой части России новой, столь полезной отрасли…»

– И вы думаете послать сына? – спросил удивленный граф.

– Всенепременно, ваше сиятельство, если только вам угодно будет на это согласиться, прибавил скромно Иван Иваныч.

– И вы полагаете, он будет способен?

– Не сомневаюсь. Молодому графу будут даны всевозможные инструкции и указания. Ручаюсь вам, такая поездка будет ему столько же полезна в нравственном, сколько в умственном отношении; молодой человек освежится, проветрится; она разовьет в нем сознани труда и пользы,

– Мысль прекрасная, – рассеянно проговорил граф. – Действительно, куда ни посмотришь, у нас везде непочатый край! Тот грек… как бишь его?., забыл его имя… правду сказал: стоит только у нас плюнуть на землю, чтобы выросла пальма… Что же касается сына, подхватил он, – мне приходит такая мысль: не повредит ли эта поездка, – если только она состоится, – не повредит ли она другому кому-нибудь? Обдумайте это хорошенько: другой, может быть, был бы полезнее…

– Другого мы можем потом послать на Кавказ уже для водворения производства, возразил, всегда находчивый, Иван Иваныч. – Наконец, ваше сиятельство, у меня все это уже обдумано… У меня нет праздных молодых людей: каждый при своем деле.

– Хорошо, мы об этом еще поговорим; надо подумать. Куда же вы, Иван Иваныч? подхватил он, увидя, что собеседник приподымается с места. – Разве у вас есть еще какое-нибудь дело?

– Ничего особенного, ваше сиятельство, в настоящую минуту. До приема я хотел только зайти к графине. После сейчас же надо будет отправиться к купцу Галкину; огромное состояние; надо захватить, пока еще не скончался…

– Как так?

– Говорят, умирает; лучшее время для пожертвования; невозможно упустить случая…

Граф не возражал, зная, насколько практичность Ивана Иваныча была плодотворна для целей добра и пользы.

После его ухода он долго еще сидел в кресле и попеременно то задумывался, когда вспоминал о сыне, то снова начинал улыбаться, когда припоминал о новых природных богатствах, открывавшихся на почве отечества.

IV

Иван Иваныч, между тем, направлялся на половину графини. Он на секунду остановился только в приемной, чтобы захватить мозаический рабочий несессер.

Лакей, дежуривший у двери графини, сказал ему, что графиня не одна; к ней только что приехала г-жа Шилохвостова.

Сделав нетерпеливый жест, Иван Иваныч передал несессер лакею, прося сохранить до отъезда гостьи, и велел доложить о себе. Минуту спустя, его просили войти.

Наружность графини невольно останавливала внимание. Лицо ее, смуглое, как у цыганки, освещалось блеском маленьких черных глаз, бросавших искры из-под густых, черных, как смоль, бровей. Ни одной сединки не было в ее волосах, круто зачесанных и прикрытых оренбургской косынкой; длинная, как доска, и такая же почти плоская, как доска, со стороны спины и груди, она держалась прямо, как стрела, готовая тотчас сорваться с тетивы и вылетать. Маленькая ее головка гордо поворачивалась на длинной крученой шее, по которой проходили синеватые вены. Ее смелый, энергический вид не даром внушал беспокойство тем, кто к ней приближался.

Иван Иваныч застал ее сидевшею на диване с вязаньем в руках; спицы судорожно двигались между ее пальцами, такими же сухими, как у отшельника.

Беспорядок на большом столе, перед диваном, свидетельствовал, что здесь точно так же всем управляли нетерпеливые, судорожные движения. Ворохи бумаг с надписью: отчет и доклад, клубки с шерстью, брошюры и книжки духовного содержания, свертки разной величины, просфоры, планы часовен, нумера газеты: Душеспасительный Вестник, Правила нравственности, издаваемые с некоторых пор для народа под руководством Воскресенского, – все это хаотически перепутывалось, оставляя только в середине небольшое место для чернильницы и письменных принадлежностей.

Наискосок, в креслах, сидела дама коротенького вида, но такого объема в ширину, что одна только часть ее тела умещалась на стуле; другая часть поневоле должна была оставаться на отвесе. Госпожа Шилохвостова была в лиловом платье и шляпе такого же цвета, украшенной расплюснутой птицей. Под шляпкой выставлялись крутые калмыцкие щеки, коротенькое острие раздвоенного на конце носа и выше выскакивали два зрачка, в которых подвижность усиливалась каким-то пожирающим выражением. Лицо было сильно набелено, щеки и губы подкрашены, брови подведены, от шеи и ушей сыпалась пудра.